Состоялась красноярская премьера документального фильма Александра Кузнецова «Территория свободы». О заповеднике «Столбы», граничащем с миллионным городом, о столбистах и столбизме — уникальном социокультурном явлении, стиле жизни: на нашем шарике полно городов рядом с живописными горами и лесами, но лишь красноярцев объединила идея свободного, без страховки и технических приспособлений, покорения скал и столь же вольного времяпрепровождения — вне установлений государства и огосударствленного общества. Лишь здесь создали параллельный мир со своей этикой, своими героями, своей лексикой и фольклором, традициями и обычаями. И этой стране уже более полутора веков.
СПРАВКА «НОВОЙ»: Александр КУЗНЕЦОВ, режиссер, сценарист, оператор «Территории свободы». Двукратный чемпион СССР по альпинизму, участник красноярской экспедиции на Эверест 1996 года. Фотожурналист, работы находятся в коллекциях Русского музея, Гарвардского университета, Музея Нансена и др. Первый документальный фильм «Территория любви» (2010 год) — о гастролях вокального ансамбля «Иные» Тинского психоневрологического интерната. «Территория свободы» создана Сибирской студией независимого кино совместно с Petit a petit production (Франция).
Это феномен гражданского общества по-русски. По-сибирски. Когда оно формируется не в городах, а в лесах, в непролазной глуши. Когда деятельные соотечественники понимают, что в городах, бок о бок с этим государством, ничего не изменишь, и уходят. В тайгу, в топи, в далекие синие горы. Окружающий мир сделал одолжение, выпустил из окружения, иди, беги, лезь вверх, наслаждайся красотой и волей. Столбизм — это метод проживания. Из принципов столбизма: «Лаз, как бы сложен он ни был, может считаться взятым лишь в том случае, если он пройден в одиночку и без каких-либо приспособлений». А избрать метод и отказаться от всего прочего — это главное, что может быть в жизни важнее? Это экзистенциальный скачок из самообмана, и для очень многих — настоящая жизнь, лучше жизни: все знают, что она приобретает особый смысл и ценность, когда висит на волоске. Это лучше и обыденной жизни, и игры, лучше религии, воплощенная утопия, Беловодье наяву, отдельный мир, похожий на детский, который сделан так, чтобы восхищать и радовать. Столбистская страна для многих тысяч и многих поколений стала alter ego России придушенной, безвоздушной.
СПРАВКА «НОВОЙ»: СТОЛБИЗМ, сформировавшийся на Столбах, — феномен народной культуры красноярцев, массовое спортивно-эстетическое движение, в основе которого лежит свободное лазание по скалам и разнообразные формы активного досуга: коллективные восхождения на столбы с новичками и гостями, посещение изб и стоянок и многое другое. Как тип культуры С. проявляется прежде всего в обрядово-зрелищных формах — праздниках, фестивалях, народных гуляньях, смеховых действах столбистов, столбистских играх, соревнованиях, «народном цирке» (демонстрация сложных трюков на скалах, красивое прохождение хода или хитрушки), обрядах и обычаях (калошевание и др.), а также в словесности — дневниках и журналах, бардовских и речевых традициях столбистов («хохмы», «столбистский треп» и др.), ономастическом языкотворчестве. Для С. как особого мироощущения характерна атмосфера равенства, вольности, праздничности, восприятия Столбов как уникального культурно-географического пространства. Началом С. считается дата первого зарегистрированного восхождения на Первый столб (1851). К концу XIX в. складывается как особая культура общения с природой и освоения вертикального пространства; возникает сообщество столбистов. В 1937–1938-м годах почти все столбистские избы и стоянки были уничтожены. Возрождается в конце 1940-х; в 1950–1960-е — самый массовый этап его развития. В 1970–1980-е распадаются многие компании, утрачиваются традиции, С. сближается со скалолазанием. С. оказал творческое воздействие на альпинизм, спортивное скалолазание, спелеотуризм и др. виды спорта. Как самобытная народная традиция, с которой связаны многие горожане, С. — пример редкой гармонии природы и человека; характеризует ментальность красноярцев. (Из Енисейского энциклопедического словаря, 1998 год.)
Герои рассуждают о свободе (как «творческом акте») и страхе, об убеждениях, России, экстремизме, фашизме. Кратко, без резонерства. Политики немного. Прорывается в репликах, мельком белая ленточка «За Россию без Путина» на куртке одного из профессоров. И сквозной через всю ленту образ, закольцовывающий сюжет, красной нитью через него — размашистая, двухметровыми буквами надпись «СВОБОДА» на Втором столбе, самом высоком в Центральном районе заповедника, хорошо видимом с городских улиц. Столбисты — сельский учитель Денисюк, студент Белов и политссыльный Островский — оставили это емкое и убедительное послание еще в 1899 году; жандармы отрядили экспедицию стереть надпись, но не вышло, проводник из столбистов, оставив их на вершине, скрылся. Жандармы куковали на скале два дня. В начале фильма один из анархичной горно-лесной братии, кивая на это граффити, резюмирует: ничего не изменилось, суть требований и позапрошлого века, и века нынешнего — одна. В финале столбисты с детьми устраивают себе праздник — подкрашивают-подновляют буквы главного слова. «А то, — говорит один из героев, — от Кремля их почти не видно».
«Здесь показаны сильные, смелые, свободные русские люди», — говорит Кузнецов. Так и есть: сознательный уход в рискованные, авантюрные приключения подразумевал отбор крепких, напористых, самостоятельных. Дефицита в них не было: на берегах Енисея не было крепостного права, в Сибирь добровольно шли отважные люди, сюда традиционно ссылали «политических»… Крепкие люди в Столбах прижились, освоились, они сюда водили детей, и те оставались, если были тоже крепки. Здесь не действует принцип отрицательной селекции, как в государстве. Здесь все наоборот, все как надо.
Государство всегда, во все времена ревностно относилось к вольной республике, пыталось гнобить ее, душить, закатывать в асфальт. На столбистов совершали налеты, арестовывали, избы жгли, стоянки уничтожали. В 1937–1938-м, в 1980-м. Впервые избу у Третьего столба жандармы сожгли в 1906 году. В 1923 году в поход против столбистов отправились уже молодые коммунары. Тогда спалили, например, Перушку — избушку у скалы Перья. Ее восстановили уже после Великой Отечественной, повторно сожгли в 70-е. Построили было на новом месте, но и там простояла недолго, по приказу дирекции заповедника ее сровняли с землей в 80-м. Тогда же сожгли избу Музеянка под скалой Верхопуз, построенную работниками краеведческого музея в 1925 году, здесь жили ученые, в 66-м ее тоже сжигали, но спустя несколько месяцев отстроили заново. В 80-м-же уничтожили популярную избушку Нелидовка (Столбушка) у Четвертого столба — ее основателей репрессировали еще в 1937–1938-м годах, а в 70-е туда ходили красноярские художники.
Конечно, дело не только в государстве, были среди камнежителей и внутренние распри, прятались здесь беглые зэки, заходили чужаки — по духу, воевали друг с другом, бились и жгли друг друга.
В фильме бывалый столбист вспоминает, как в избу в 60-е зашли добропорядочные комсомольцы и обнаружили в дневнике какую-то, на их взгляд, крамольную запись. Избушку спалили. Но, естественно, столбисты отстраивались, и все продолжалось и будет продолжаться. «Это моя деревня!» — поют, заливаются герои фильма. Столбы для них — домашние, свои. Так было и будет.
Без осознания этого не понять мощной волны сопротивления, поднявшейся недавно против планов московских чиновников реорганизовать заповедник. Сейчас не о том, приемлема эта реформа или нет, а о факте народного возмущения. «Столбы» всегда были и будут для красноярцев больше чем заповедник. Это отдушина, или пусть иллюзия ее, возможность встречаться с такими же, как ты, думать, что ты не один, что ты жив, нужен и интересен, это и страсть, и тоска, это внутренняя Монголия, это маршруты процессий для отправления культа (культа не камней, но свободы), это адреса алтарей; для столбистов их утесы не Столбы — Столпы. Это возможность любить без обладания. Это не среда, а смысл, онтологическое основание, без этих скал и жизни нет, потому что они чуть больше, чем скалы. Как иконы: чуть больше, чем разукрашенные доски. И жизни нет без Кузьмичевой поляны, Перьев, без Колокола — хода, где в одном месте при постукивании ладонью по скале раздается металлический гул, без кухни Четвертого, без тропы за Митру, двуглавого Могола с опоясывающим южную стену полкой, где сосны и камни растут друг из друга, без Красных гребешков, Львиных ворот и Дивана. Без Царских ворот — да, они уже в Диких Столбах, начинающихся от Манской стенки, тут бастион Куба, а дальше уже хода нет и троп нет, и неубитая твердь — деревья, камни, трава, бурелом и чувство, что кто-то глядит на тебя.
Это не вопрос жизни и смерти. Это куда серьезней. Это в крови. Это способность быть там, в Столбах, безоговорочно счастливым. Дышать полной грудью. Возможность обратиться — и профессору, и филологу, и токарю, вытачивающему какие-нибудь форсунки для управления баллистической ракетой в воздухе, — в настоящих индейцев, коих в России всегда был дефицит.
Кузнецов, конечно, не первооткрыватель темы. О Столбах и написано, и снято много. В августе 91-го красноярский режиссер Александр Михайлов выпустил «Поклонение камням» — кино, ставшее культовым среди столбистов. Фильм-посвящение непревзойденному в бесстраховочном скалолазании Володе Теплых, разбившемуся на Перьях в 1989-м. Саша Кузнецов тоже не может не вспоминать Володю, во тьме у рукодельного мемориала погибших столбистов камера выхватывает табличку «Теплых».
За четверть века, что разделяют две документальные ленты, столбисты и их методы жизни изменились мало. Калоши, кеды, прорезиненные тапочки, в которых шли на покорение Столбов (калоши столбиста Губанова висят на почетном месте в Британском музее скалолазания), сменились на скальные туфли, а камни и люди такие же. Да, вероятно, и со времени написания «Свободы», когда лазали в лыковых лаптях, столбисты поменялись мало. Желания те же, разговоры, отчаянность те же. Вот что говорил в «Поклонении камням» Валерий Хвостенко: «Не каждое место годится для названия родиной. А Столбы очень годятся. Для того чтобы чувствовать это место своим, единственным, излюбленным, ты должен здесь испытать сильные чувства. Здесь так. Если ты пришел сюда пацаном, впервые испытал страх и радость от его преодоления, если на тебя еще девочка твоя посмотрела… Там угнетены, в рамках, опостылело все. Здесь красиво, здесь можешь удаль свою проявить, найти своего человека»…
Как у Балабанова: «Найти своих и успокоиться». Повторение сюжетов в данном случае глубоко осмысленно. Это защита столбистами своей идентичности. И это важно для каждого поколения, когда факты его повседневности становятся фактами искусства.
Авторский замысел и лента в целом очень выигрывают благодаря точному выбору главных героев — легендарного альпиниста, спасателя Валерия Коханова, и его маленькой дочки Арины. Красивые, фотогеничные люди, достойные окружающего их ландшафта. Лишь один факт из кохановского бэкграунда: при восхождении красноярских столбистов на Эверест в 1996 году по считавшемуся непроходимым маршруту Валерий лежал 10 дней с пневмонией в базовом лагере. Но все же встал и поднялся на крышу мира. При этом один из двух взятых им кислородных баллонов оказался пуст. Коханов достиг вершины, зная, что где-то рядом Григорий Семиколенов, — молодой парень обессилел, немного не дойдя. Позади него на штурм пика уже никто не шел. Коханову бы спускаться, прихватив с собой Григория. Валерий поступает иначе: находит Гришу, убеждает, что силы в нем еще немного осталось, и поднимается с ним на вершину вновь. И потом уже они вместе, покорители полюса высоты, спускаются в лагерь.
Впрочем, подвиги, заслуги, романтика — вне этого кино, в нем о другом. О преодолении страха. Коханов вспоминает отца: о войне он почти не рассказывал, так, какие-нибудь байки, и лишь когда ему вручали орден Славы, сын узнал, что отец только под Будапештом разведчиком совершил несколько десятков вылазок во вражеские порядки и добыл ценных «языков». Валерий вспоминает слова отца: «Было ли страшно? Да очень страшно было, очень»… Теперь Валерий и сам орденоносец. Скольких он спас, знают красноярцы, знает разрушенный землетрясением Нефтегорск. Еженедельная воскресная свобода в этом — испытывать и преодолевать страх. Чего так не хватает в городских делах. …И маленькая Арина на Втором столбе, подкрашивая название ее страны и неумело еще орудуя кистью, невольно утолщает, увеличивает размер букв. Теперь слово «СВОБОДА» видно еще дальше.
P.S. Судьба фильма пока складывается типично для документального кино, да еще и провинциального. Премьера состоялась на фестивале Vision du Reel («Образы реальности») в швейцарском Ньоне. Фильм также показали во французском Люсасе, на Etats generaux du film documentaire. Красноярской публике фильм прокрутили один раз в маленьком зале, не вместившем всех, по-хамски оборвав концовку. И судя по всему, больше показов ждать не стоит. Получить прокатное удостоверение, по словам продюсеров, нереально. В декабре ленту, вероятно, будут демонстрировать в Москве на Артдокфесте.
Алексей Тарасов
Источник: «Новая газета» № 130 от 19 ноября 2014
